Открой глаза
Денис на юбилейной планерке, которую все мы будем еще долго-долго обсуждать, сильно хмурил брови и гневился по поводу того, что я редко отмечаюсь в редакционном блоге. Что ж, будем наверстывать. У меня была идея периодически писать сюда о кино, которое по каким-либо причинам не доходит до отечественного проката. Начать хотелось бы с третьего фильма Фернанду Мейрелиша, со «Слепоты». Несмотря на то, что картина мистическим образом вдруг возникла в текущем графике кинопремьер, рецензия на неё не планировалась. Тем не менее я только сегодня дочитал одноименный роман нобелевского лауреата Жозе Сарамаго, так что теперь вроде бы и сам бог велел.
Место действия картины — мегаполис, где начинается эпидемия слепоты. Персонажей сгоняют в карантин, где они в течение двух часов хронометража морально разлагаются: провиант им везут в мизерных количествах; власть быстренько захватывает взбалмошный бармен, склонный к тоталитаризму; вскоре за еду устанавливается фиксированный прайс, и вот уже женщины становятся разменной монетой. Роль зрячего проводника в этом темном царстве исполняет традиционно божественная Джулианна Мур. Наверное, кощунственно рассказывать про финал, в котором очистительный ливень будет смывать с неё и прочих нечестивых людишек скверну, впрочем, данное кино все равно никто смотреть не будет. А если и будет, то оценят лишь форму. Посмотреть тут действительно есть на что: подчас камера возмутительно красиво отсекает актерам в кадре полголовы, чтобы не показывать зрителю их стыдливые глазенки; весь фильм снят сквозь белый туман, словно герои плавают в молоке; и даже экскременты в грязном госпитале разбросаны какими-то высокохудожественно-дизайнерскими кучками.
К всеобщему сожалению, такой кропотливый подход к тематике едва ли может скрыть вопиющую банальность происходящего. Учитывая, что книга вышла в 1995-м, а её буквоедская экранизация отгремела на Каннском кинофестивале еще в позапрошлом году, невольно складывается вопрос: кого уместнее по ходу дела заподозрить в незрячести? Быть может автора романа, переработавшего базовые вопросы в таком ключе, что его заявленная притча больше походит на дотошный постмодернистский эксперимент (намеренное отсутствие описательства как такового, обусловленное слепотой персонажей, соседствует в романе с перманентным желанием Сарамаго наслаивать длинные предложения друг на друга, будто бы он забывает ставить между ними знаки препинания)? Или модного бразильского режиссера Фернанду Мейрелиша, который снял кино не столько про жестокую человеческую природу, сколько про свои собственные художественные амбиции? Или же прокатчиков, талантливо симулировавших слепоту, игнорируя картину два года? В любом случае, как не посмотри, крайним остается зритель, которому действительно не позавидуешь. До самых финальных титров на экране развивается очень долгое, назидательное и мучительное моралите в худшем смысле этого красивого французского слова. Живых людей в фильме нет: Джулианне Мур, призванной символизировать здесь добродетель, здорово не хватает нимба над головой. Хотя, в общем, здесь есть такой кадр.
И, конечно же, в данном случае бессмысленно обвинять Мейрелиша. Подобное очень часто происходит с молодыми авторами, подающими большие надежды: в определенный момент они, как и герои романа Сарамаго, перестают видеть что-либо, кроме самих себя. Желание показаться умнее, чем на самом деле являешься, приводит к каким-то чудовищным повествовательным интонациям. Например, в качестве интеллигентного юмора здесь звучат размышления жены окулиста, которая пытается срифмовать агнозию и агностицизм. Потом вдруг возникают высокопарные и многозначительные монологи вроде: «Чтобы по-настоящему научиться видеть, нужно ослепнуть». При всем при этом основная проблема картины кроется даже не в том, что в глазах смотрящего после этих пыльных откровений вряд ли отразится катарсис. Просто как цивилизация, так и реальный культурный слой в мире за последнее время поддались достаточно заметной деформации. Притчи вдруг перестали быть эффективным инструментом в руках художника, поскольку предупреждать о социальном апокалипсисе уже поздно и неудобно (какой-нибудь Дж. Ромеро занимается этим уже лет сорок, а толку?). И неслучайно вспоминается певица Бьорк, когда-то сыгравшая в «Танцующей в темноте» чешскую эмигрантку, которая тоже стремительно теряла зрение. У неё, помнится, в кульминационный момент спросили: «Ты ничего не видишь?». На что она, робко улыбаясь, ответила: «А на что смотреть-то?».
